Вечные дети - Надежда Никитина

– Серёжа, папа вернулся. Мы не должны скрывать, что у тебя неприятность.

Отец вошёл в военной форме, успев лишь разуться. Под его взглядом Сергей раскрыл школьную тетрадь с тройкой. Я стояла рядом и гадала: придёт наказание в виде короткого подзатыльника или долгой нотации? Мужчина смотрел на тройку слишком долго, потом с силой ткнул в оценку указательным пальцем и произнёс:

– Пусть это будет в последний раз!

И всё! Родители не взяли с сына торжественных обещаний, не запретили нам играть, не посадили «учиться, учиться и учиться». А учился Сергей хорошо – он, как и Саша, тоже был отличником.

После уроков первых дней очень хочется на улицу, а тут собрание! И это при том, что бумажная отчетность первых дней растет в геометрической прогрессии! Только очень ленивый чиновник не поручит учителю заполнить список, данные для которого собраны в любом компьютере отдела образования.

В начале педсовета учителя ещё выжидали для приличия минут пять, но потом кто-то достал стопку тетрадей, кто-то принялся заполнять журнал. Совмещать получение очередной порции ценных указаний с выполнением своих прямых обязанностей запрещалось. И замечания делали! Раз в месяц нас положено было ставить в позу нерадивых учеников. Я тоже не теряла времени и бегала глазами по строчкам сданных сочинений. Всё знакомо. Мальчишки описывали и рисовали страшилищ из последних мультиков, девочки – птичек и ангелочков. И вот передо мною легла работа без рисунков.

«Я не знаю, правильно ли назвать мои существа вымышленными, потому что они кажутся мне реальными. Если свести глаза в одну точку, то в воздухе появляются разноцветные маленькие блёстки. Раньше я их видел всего несколько минут, потом глаза начинали болеть и слезиться. Я научился терпеть и смотреть сквозь слёзы. Тогда блёстки собираются в прозрачное облако. Дальше оно темнеет и приближается к тебе. Когда оно оказывается вокруг, ты слышишь внутри себя мысли этого существа. Каждое такое образование говорит, что умеет видеть настроение и спешит туда, где есть горе или радость. И то, и другое выделяет много энергии, которой они питаются. Я не спрашивал, умеют ли они дышать, но, наверное, кислород им не нужен, потому что они говорят, будто могут путешествовать хоть по Луне, хоть по Марсу, лишь бы были сытыми энергетической пищей. Как всё живое, эти существа растут и размножаются. От больших существ отделяются маленькие и живут сами по себе. А иногда маленькие сливаются в одно большое. Все они очень умные и могут ответить на любой вопрос, если захотят с тобой разговаривать. Они сказали мне, что у меня мама – не настоящая, но вы знаете, кто я и где моя мама».

– Школа номер семь. Директор слушает.

– Добрый день, Людмила Матвеевна! Из области вас беспокоят.

– Я вас узнала, здравствуйте. Если сводки интересуют, то они отправлены десять минут назад. Проверьте электронную почту.

– Спасибо. Посмотрю. Я хочу уточнить вопрос по поводу мальчика. Как он устроен?

– Всё в порядке. Сегодня первый день был на занятиях.

– Я прошу вас серьёзно проинструктировать педагогический состав. Этот ребёнок перенёс тяжёлую травму. С ним работал психолог. Он прошёл период реабилитации. Ни в коем случае не надо расспрашивать его о прошлом. Лучше вообще избегать всяческих бесед. За его состоянием наблюдает мать.

– Не волнуйтесь. Я предупредила классного руководителя. У неё большой стаж работы, она – человек заинтересованный.

– Этого не надо. Отстранённость, даже равнодушие обеспечит психологическую стабильность. Людмила Матвеевна! Я настаиваю на соблюдении этих требований. Поймите меня правильно: я, в свою очередь, отчитываюсь перед…, ну, словом, вы меня поняли.

– Хотите, я обяжу классного руководителя писать ежемесячные отчёты, вести дневник наблюдения?

– Ни в коем случае! Что вы! Никакого повышенного внимания. Только строгий негласный контроль. Информацию не записывать! Всё фиксируйте и излагайте мне устно, когда я сама об этом спрошу. Исключением может стать только какая-нибудь нештатная ситуация. Но её случиться не должно.

Глава 2. Саша: старый друг

Мама раскрыла дневник и нахмурилась:

– Ты опять врёшь?

– Когда?

Враньё я презирал, но считал, что каждый человек имеет право на тайну. Она долго меня изучала – видно, вспоминала что-то, но так и не вспомнила.

– Почему ты не показал мне эту запись?

– Забыл.

Мама снова принялась соображать, потом положила дневник на стол и подняла трубку телефона.

– Вера Васильевна! У сына в дневнике запись о том, что завтра вы отправляетесь в театр. В вашей школе разрешено тратить учебное время не по назначению? Что? Нет, я считаю, что программные произведения нужно читать, а не смотреть в форме постановки или фильма. Мой ребёнок завтра этим и займётся – его не ждите. Друзья? Ах, оставьте! Вам-то уж должно быть известно, что друзья никого до добра не доводили!

После звонка она сразу подобрела.

– Шурик, иди ко мне. Поцелуй маму! Умничка! Возьми из вазы пару конфет и ступай заниматься. Через часик придёшь сделать мне массаж. Шея опять не гнётся.

Я чуть прикрыл дверь в свою комнату. До конца закрывать её мама не разрешала. Она хотела в любую минуту быть уверенной, что я учусь, а не витаю в облаках. Но я именно этим и занимался. Я рассматривал сощуренными глазами те светящиеся разумные облака, которые никто, кроме меня, не видел. Я научился узнавать некоторые из них. Серое, недоброе появлялось в периоды плохого настроения мамы. Оно низко зависало над нашим домом, опускаясь на верхние ветки яблонь. Иногда сквозь серую пелену прорывались юркие розовые, серебряные или голубые шарики. Чаще других рядом со мной крутился зеленоватый с золотым отливом.

Неделю назад он спросил, зачем я в седьмой раз читаю то, с чем знаком давно. Я не понял, о чём речь, но попробовал выполнять задания, не читая правил. Это оказалось легко и просто. Теперь я учил уроки вдвое быстрее, а в оставшееся время болтал с Другом. Он решил, что ему подходит это имя, потому что означает давнего и хорошего знакомого. В это хотелось верить.

Я сел за стол, раскрыл книжку, стал смотреть в окошко и звать Друга. Скоро воздух вокруг меня заискрился, и он в моей голове крикнул: «Привет!». Я похвастался, что учительница спорила с мамой и хотела взять меня в театр. Не вышло на этот раз. Друг ответил, что я сам виноват. Надо было сделать так, чтобы мама смотрела дневник, но не видела надпись в нём. Надо было искренне верить самому, что нет этой надписи. Мы ещё посовещались и рискнули провести эксперимент.

Когда наступило время вечернего массажа, я начал гладить маме шею и думать о том, как она устала. Я советовал ей крепко заснуть, и она послушалась. Она задремала прямо в гостиной перед телевизором – не поднялась к себе в спальню на второй этаж.

За окном темнело. Я быстренько выскочил из дома на улочку, которая шла по окраине городка, и отправился в первое со времён нашего переезда путешествие. Это было царство одноэтажных домов с палисадниками, в которых росли георгины и гладиолусы. Почти у каждого дома под окном стояли нарядные по осенней поре клёны, липы, рябины. Напротив нашего дома на автобусной остановке сидел какой-то дядька. Ему, как видно, надоело ждать автобуса, и он пешком отправился вслед за мной. Я прошагал до конца нашей окраины, где начало настоящей городской улицы отмечал двухэтажный дом из серого кирпича, и там остановился. Дом был старый. Хотя к нему протянули природный газ, на крыше ещё торчали трубы печного отопления, а за домом сохранились дровяные сарайчики.

– Живёт у тебя здесь кто? – спросил вдруг за спиной мужчина с остановки.

– Нет, – вздрогнул я.

– А какие окна тебе нравятся? – не отставал странный незнакомец.

– Не скажу, – огрызнулся я.

Он не обиделся и предложил:

– Хочешь – угадаю? Вон те крайние, где занавески с розами. Верно?

Я действительно смотрел на два этих тёплых, как я назвал их про себя, окнá. Только я ничего ему не ответил, развернулся и побежал домой.

Я успел сесть за стол в своей комнате, начал переписывать упражнение. Друг считал, что я могу писать одно, а думать в это же время о другом. И я думал: как страшно вспоминать, почему первый встречный мне кажется знакомым! Мог ли этот человек быть моим отцом? Мама запретила задавать всякие вопросы о нём. «Мы, – говорила она, – одни на всём белом свете. Ты никому не нужен, кроме меня. Мы всегда были и будем вместе».

– Степан Петрович, это Полина.

– Полиночка, уже поздно! Что-нибудь серьёзное?

– Мне кажется, или у Саши опять проявляются гипнотические способности?

– У какого Саши? Ах, да, у мальчика новое имя. Полина, что за бред? Я скорее ожидал расстройства памяти, сна, странностей поведения. С чего такая фантазия?